«Плохой театр» из Петербурга привез на «Еще один» фестиваль весь свой репертуар

В Омске побывал с показами независимый театр, живущий не продажей билетов, а донатами, репетирующий то в подсобке, то в чужой студии, то чуть ли не в гардеробе учреждения, и где один из членов команды работает сторожем.

Но попасть на его спектакли не просто, а омичам представилась уникальная возможность. Собранные средства идут на постановки, а не на зарплату, поэтому все артисты работают ещё где-то, в основном — в других независимых театрах Петербурга. Что может быть хуже? Поэтому театр и называется «Плохой», как объяснил режиссёр и лидер команды Дмитрий Крестьянкин.

В Омск этот «неправильный» театр привёз спектакли текущего репертуара, их всего два: «Магда» (16+) и «Квадрат» (16+).

«Медея Третьего рейха»

Это второе, данное переводчиками, название пьесы «Магда» британца Майкла Ардитти. Магда Геббельс — жена главного пропагандиста нацистской Германии. Время действия — последние дни апреля 1945 года. Место действия — бункер, где скрывается в ожидании развязки верхушка рейха, загнанная в угол (этот угол — вся сценография спектакля).

Магда прибывает в бункер с шестью своими детьми: поскольку исход войны предрешён, дети должны погибнуть вместе с родителями, так решили супруги Геббельсы. Для Йозефа убийство собственных детей — это возможность оставить о себе и своей партии память и, быть может, увлечь потомков идеями, ради которых можно жертвовать людьми, даже если это твои собственные дети. Для Магды — это единственная возможность уберечь их от ответственности за родителей-злодеев.

Магда (Тина Тарусина) прекрасна, как древнегреческая богиня или как кинозвезда 30-40-х. Не случайно доктор Штумпфеггер, тот самый, что курировал концлагеря, вступил в нацистскую партию, поддавшись обаянию её чар. Она — символ привлекательности зла. Даже в её пластике видится временами фашистская свастика.

Актёры не перевоплощаются в героев, а изображают их с некоторой дистанции. Да, мы видим цинично-весёлого Бормана, витийствующего даже без многочисленной публики Геббельса, заворожённого Магдой доктора Штумпфеггера, но это не «психологический театр». Да и надо ли вживаться в роли нацистских злодеев и подключать к сопереживанию зрителя? Нет, здесь принципиально выбран отстранённый взгляд на персонажей, поэтому актёры больше проговаривают, а не проживают текст, двигаются не в соответствии с логикой событий, а в заданном, почти балетном, ритме.

Что-то человеческое проскальзывает порой в разговорах Магды и Евы Браун, которая, оказывается, только сейчас, от Магды, узнаёт о концлагерях, об экспериментах над людьми, о газовых камерах... Кажется, женщины плачут? Но размазанная по лицу тушь превращает их лица в маски грустного клоуна. Нет, не настоящие это слёзы...

Самый жалкий в этой компании — Гитлер. Это, собственно, уже и не человек: бессловесное существо, то ли ребёнок, то ли пёс (любимая собака фюрера упоминается в разговорах); в белом то ли исподнем, то ли больничном одеянии, он, не произнося ни слова, присутствует, как призрак, как абстракция. И в жертву этому «нечто» принесены миллионы жизней, да и сама Германия...

Время от времени кто-нибудь кричит: «Играем!», - и все, словно дети, начинают носиться, прыгать, прятаться... То ли это и вправду дети Геббельсов носятся по бункеру, то ли взрослые заигрались в сверхлюдей и не могут остановиться даже перед проигрышем?

Искупит ли смерти детей в концлагерях смерть детей Медеи Третьего рейха? Убережёт ли от повторения трагедии? Пожалуй, это под силу только памяти. Спектакль «Магда» и есть такая память-оберег.

Портал в 90-е

Если в «Магде» главным было — сохранить дистанцию, то в спектакле «Квадрат» одно из важнейших условий — эмоциональное подключение зрителей. Это ведь о 90-х, то есть о времени, которое большинство зрителей пережили.

Ещё в фойе мы услышали треки 90-х, а спустившись в зал, увидели в его центре квадрат дворовой площадки, где несколько парней играют в мяч, и где гремят те же песни.

Это документальный спектакль или, как назвал его автор и режиссёр Дмитрий Крестьянкин, сторителлинг. Он собрал истории своих друзей, тульских подростков 90-х, и на их основе создал спектакль-вечеринку: когда действие прерывалось очередным хитом, можно было танцевать вместе с героями, и с каждым треком людей на танцполе-квадрате становилось всё больше.

Смехом узнавания зритель приветствовал упоминания приставки «Денди», компьютерных клубов, брейк-дэнса и прочих атрибутов «лихих 90-х». Кстати, брейк актёры показали знатный! Тут уж никто из зала не решился к ним присоединиться. Честь Омска спас глава нашего ЦСД Ярослав Максименко: дал такого брейка!

Но словом «ностальгия» содержание спектакля не исчерпывается. Когда, кажется, веселье, царящее в зале, уже не остановить, герои вспоминают, как начали приходить из Чечни гробы. И мы в полной темноте слушаем радиопереговоры с окружёнными на площади в Грозном танкистами-срочниками, на помощь к которым никто не придёт...

Так милые сердцу воспоминания начинают переплетаться с трагическими. Тут и «пацанские» разборки, и право сильного, и голод, и наркотики, и смерти близких...

На обсуждении спектакля прозвучало важное слово: «рефлексия». Не умилительное «что пройдёт, то будет мило», а анализ пережитого — вот что предлагает нам спектакль. С чем мы вышли из этого времени? Все ли его пороки изжили? Движемся ли мы вперёд или застряли в «лихих 90-х» с их правом сильного?

В конце спектакля к танцу повзрослевших героев присоединяется пятёрка подростков 12-14 лет, старшие передают им свои куртки как эстафету: теперь у них наступил период взросления. Что они из него вынесут?..

Елена Петрова