Александр Зубов: «При виде меня девушка чуть от страха барабан не уронила»

  — Были ли какие-то  «звоночки», предупреждающие, что  однажды ты станешь журналистом?

  — У  меня высшее юридическое и  красный диплом колледжа по  специальности «Пекарь-кондитер». Работал руководителем в  коммерческих структурах, но  всегда любил творчество: писал стихи, книгу об  истории Руси с  элементами фэнтези. Прошлая работа устраивала материально, но  не  устраивала душевно. Решил, что  пора завязывать с  офисом. На  тот момент я  внештатно сотрудничал с  порталом NGS55.RU, выезжал на  мероприятия, помогал собирать материал. Когда они предложили мне устроиться в  штат, я  размышлял недели две: стоял вопрос между  хорошими деньгами и  профессией, которая мне давно нравилась.

  — Чего ждали от  тебя как  от  журналиста?

  — Меня можно в  любое время отправить за  информацией на  любую окраину, на  место ЧС; мне не  страшны морозы и  многие другие обстоятельства, которые другого остановят. Раньше мне тоже часто приходилось общаться, заключать контракты. Бомж-убийца или  потенциальный клиент  — психологические приемы одни и  те же. Я  не  боюсь заключенных, воров, убийц, я  с  ними нормально общаюсь.

  — Откуда в  тебе эта смелость?

  — Наверное, это у  меня с  детства: мне уже тогда несложно было подойти и  пообщаться со  сверстниками. В  юности так же легко знакомился с  девушками. Ведь нет ничего страшного в  отказе: каждый сам решает, общаться ли ему со  мной. Самое страшное, что  может произойти  — ты услышишь «нет». В  случае отказа можно заняться чем-то  другим, переключить внимание.

  — Ты упомянул бомжей-убийц  — это реальная история?

  — Да. Я  ездил общаться с  тремя бездомными, которые обосновались у  детского садика. У  них за  плечами были убийства, кражи. Я  считаю, это просто люди, которые не  нашли себе применения в  жизни. Не  все способны, как  они, год за  годом выживать зимой на  улице. А  из  этих мужчин вышли бы хорошие лесничие, охотники, таежники. Просто они оказались в  таких обстоятельствах: алкоголь и  так далее. Может быть, в  тайге они бы спокойно жили, и  их  портреты висели бы на  доске почета в  каком-нибудь лесном хозяйстве. Материал, правда, не  вышел, потому что  он получился в  духе: «посмотрите, какие хорошие бомжи». Тогда я  не  согласился с  мнением редакции, но  теперь понимаю, что  так было правильно.

  — А  кто был самым противоречивым твоим респондентом?

  — Я  писал про  Юсупа Темирханова, который в  прошлом году умер в  омской колонии  — убийца экс-полковника Буданова. Делать материал про  него было сложно, но  я, как  мог, старался абстрагироваться и  выдать объективный материал. Я  не  толерантный человек, но  считаю, что  в  профессии должна быть толерантность. Надо  описывать человека так, чтобы читатель мог трезво оценить его. А  не  так, что: я  считаю его плохим, и  вы считайте.

  — С  тех пор, как  ты начал карьеру журналиста, прибавилось популярности у  женщин?

  — Никто не  присылает мне эротических фото и  не  говорит: «Хочу от  тебя ребенка». Да, появились люди, которые хвалят мои репортажи. Может быть, лайков в  соцсетях стало больше, но  это связано с  тем, что  я  активнее стал вести свои аккаунты. Но  об  успехе говорить рано: если зайти к  красивому мальчику в  узких джинсах, у  него 500 лайков, у  меня 13.

  — Со  стороны тебя можно принять за  весьма сурового человека. Ты считаешь себя таковым?

  — Смотря в  чем это измерять. Если исходить из  того что  я  люблю оружие, коней, подраться и  сожрать кусок мяса  — то  да, я  суровый. Занимаюсь спортом, чтобы избавляться от  излишков энергии: в  разное время это были плавание, кикбоксинг, панкратион, историческое фехтование, тренажерный зал, бег и  др. А  если брать в  расчет то, что  я  люблю собачек, могу сидеть и  гладить котика, пописываю стишки, люблю понежиться на  солнце и  покататься на  велосипеде  — я  не  суровый. Стараюсь проводить как  можно больше времени со  своим псом, он по  мне скучает. Могу взять его и  уйти в  лес на  целый день гулять, мастерить какое-нибудь лежбище, кострище.

  — В  усредненном понимании, суровость и  мужественность идут рука об  руку. Что  это за  качество, по-твоему, и  можно ли разглядеть его в  облике человека?

  — Это умение держать слово, исправлять ошибки, быть в  ответе за  тех, кто от  тебя зависит, отключать страх в  нужный момент. Я  считаю, что  человек должен уметь постоять за  себя, за  свою честь, за  семью, не  закрывать глаза, когда кого-то  обижают. Думаю, лучше влезть куда-то  и  получить по  морде, чем не  влезть и  потом жалеть, что  не  защитил кого-то, не  отстоял свое доброе имя. Внешность и  мужественность абсолютно никак не  связаны.

  — Твоя борода как-то  влияет на  то, как  тебя воспринимают?

  — Когда у  меня есть борода, ко  мне обращаются «мужчина», когда ее нет  — «молодой человек». Наличие бороды у  многих людей ассоциируется с  чем-то  бандитско-отрицательным. Современная мода, конечно, сводит такое восприятие на  нет  — правда, появляются другие ассоциации: «Модник, из  барбершопа вышел». А  раньше было: с  бородой, значит, террорист либо бандит. Для  меня это странно: исследования показали, что  дети, и  даже кадровики во  время собеседований тянутся к  бородачам. Да  и  большую часть российской истории мужчины были с  бородами, за  исключением небольшого временного отрезка, который все это перечеркнул.

  — Было такое, что  твои респонденты тебя боялись?

Очень испугалась девушка на  «Дне омича»: чуть барабан не  уронила и  в  ужасе послала меня куда подальше. Вообще, с  опаской ко  мне в  первую очередь относятся почему-то  мужчины. Чуть ли не  проверяют свои карманы и  убегают. По  моей личной статистике, если я  подойду на  улице, из  10 женщин со  мной будет говорить 7, из  10  мужчин  — 3. Удивительно, но, несмотря на  мой неформальный внешний вид, меня часто принимают за  полицейского. После трагедии в  Кемерово мы с  коллегами проверяли, как  обстоят дела с  пожарной безопасностью в  наших торговых центрах. В  одном из  них женщина решила, что  я  пожарный инспектор. Меня провели в  подсобку, все показали, чуть ли не  документы дали расписаться.

  — А  бывало, что  негативно реагировали на  татуировки?

  — У  меня же не  сатана набит и  не  голая женщина во  всю грудь. Разве что  портрет на  одной из  татуировок часто путают с  Тарасом Бульбой, думают, что  я  имею отношение к  украинцам. Я  объясняю, что  это Святослав Игоревич, князь киевский, последний язычник у  престола Руси.

  — Твоя фирменная рубрика  — «Неизвестный Омск». Как  думаешь, у  нее есть шанс хотя бы немного привить омичам любовь к  родному городу?

  — Идея рубрики родилась еще до  меня. Первым выпуском «Неизвестного Омска» стала моя статья «А  из  нашего окна ТЭЦ дымящая видна». Она про  жителей пятиэтажки, расположенной почти вплотную к  ТЭЦ-5. Я  тогда заходил к  людям в  квартиры , общался с  ними. Вообще, я  очень люблю наш город. Многие ругают его, ругают власти, но  я  не  согласен, что  дело в  них. Я  считаю, проблемы связаны с  изъянами местного менталитета. Мне хочется познакомить людей с  городом, чтобы они видели его плюсы и  минусы, знали районы и  то, как  живут в  них горожане. До  того, как  я  стал заниматься этой рубрикой, я  не  знал о  множестве мест. Зачем куда-то  ехать на  выходные, если можно найти необычные места в  родном городе? Например, для  меня была настоящим открытием территория ОмГАУ  — это реально сказочный лес.

  — Далеко не  каждый настолько оперативен, чтобы вскоре после происшествия мчаться на  место событий и  узнавать подробности. Это еще одна твоя «сверхспособность», помимо смелости?

  — Я  бы не  стал называть это оперативностью: скорее, это что-то  пробивное во  мне, которая позволяет куда угодно при  любых обстоятельствах влезть и  разузнать что-то  интересное. Мне несложно быстро куда-то  подорваться: проходит 20  минут после того, как  мне сообщают о  событии, и  я  уже туда еду.

  — Испытываешь этакий информационный азарт, всплеск адреналина?

  — По  пути я  скорее спокоен, ищу данные об  этом случае. Жажда информации появляется уже в  процессе, когда начинаешь работать, что-то  раскручивать. К  примеру, трагедия семьи Меркушиных в  Калачинске, где главу семьи подозревают в  убийстве жены и  дочери. Тело мужчины нашли, остальных  — нет. Я  ехал туда неподготовленным, не  знал никаких контактов, но  мне удалось пообщаться практически со  всеми, кто имел отношение к  этой семье. Все узнавал на  месте. Мне сообщили подробности, которых даже следователь не  знал.

  — В  чем ты видишь для  себя миссию журналиста?

  — У  многих моих коллег существует внутренняя проблема, они думают, что  не  приносят людям пользы. «Писатель пишет книгу  — она остается, пожарный спасает людей, а  то, что  делаю я, уже на  следующий день устаревает и  никому не  интересно»,  — примерно так рассуждают они. Я  с  этим абсолютно не  согласен. Человеку нужно получать информацию. Раньше люди могли месяцами не  знать, что  сменился царь, произошла реформа и  др. А  сейчас что-то  происходит в  Кении  — и  спустя несколько минут об  этом знают в  России. Еще Александр Македонский понял «фишку» журналистики и  стремился все время доносить до  людей все, что  он делает. Возил для  этого с  собой целый «штат» журналистов. Наша задача  — непредвзято доносить до  людей информацию, которая актуальна на  данный момент. И  пусть эта новость устареет, наша деятельность не  устареет никогда. Людям нужно знать, что  происходит. Даже если ты пишешь для  журнала «Приморский рыболов» о  приросте щук на  реке, у  тебя будет свой читатель, которому это интересно.

Татьяна Кахон