Доктор ФСИН в Минздрав ушел: что будет с тюремной медициной?

«Мы, наверное, поговорим»

О  передаче тюремной медицины в  ведение Минздрава РФ заговорили в  конце августа 2019  года. Именно тогда об  этом в  эфире радиостанции «Говорит Москва» заявил замдиректора ФСИН Валерий Максименко.

  — Прислушиваясь к  мнению правозащитников, которые требуют передачи медицины ФСИН в  Министерство здравоохранения РФ, я  хочу заявить официально, что  обращусь к  директору службы, с  тем чтобы инициировать проработку вопроса о  передаче тюремной медицины в  ведение Минздрава. Мы, наверное, со  следующей недели будем вести консультации по  этой теме и  с  Минздравом, и  с  Минюстом.

Максименко упомянул и  о  достижениях тюремной медицинской службы, которой «удалось снизить показатели смертности среди заключенных». Положительная динамика, отметил он, наблюдается в  показателях смертности «по  отдельным родам заболеваний».

— Скажу вам даже, что  у  нас уже в  этом году снижение смертности по  разным родам заболеваний на  20–30%, но  у  Минздрава, я  думаю, получится лучше, тем более если так считают самые авторитетные и  уважаемые правозащитники ,  — уточнил он.

Заместитель директора ФСИН также отметил, что  в  местах лишения свободы люди умирают в  два раза реже, чем на  воле. Статистика ФСИН говорит, что  за  последние пять лет общая смертность в  исправительных учреждениях снизилась на  30%. А  от  заболеваний  — на  33%.

Лекарств достаточно. А  врачей?

ГУФСИН России по  Новосибирской области данных о  смертности по  родам заболеваний не  представил. Вероятно, региональные тенденции мало чем отличаются от  общефедеральных. А  вот общая смертность упала за  последние пять лет на  55,4%.

Медицинским обслуживанием заключенных занимаются специализированная МЧС-54, а  также новосибирские больницы. В  ответ на  запрос портала Om1.ru региональный ГУФСИН сообщил, что  новосибирские заключенные получают высокотехнологичную медпомощь «за  счет средств федерального бюджета». А  само медобслуживание «организовано в  соответствии с  требованиями нормативных правовых актов Министерства здравоохранения России и  ФСИН».

Лекарства закупают по  закону о  контрактной системе, а  обеспеченность медикаментами и  расходными материалами «достаточная для  оказания видов медицинской помощи, предусмотренных лицензиями».

Про  то, какой объем средств ежегодно тратится на  медицинское обслуживание заключенных, подозреваемых и  обвиняемых, в  ответе не  сказано ни  слова. Равно как  и  о  динамике выздоровлений и  ситуации с  медицинскими кадрами.

Такая ли уж  благодать?

Глядя на это, можно было вздохнуть с  облегчением и  порадоваться, если бы не  одно но  — рассказы людей, вернувшихся из  мест лишения свободы.

Ирина Жданова (имя изменено,  — прим. Om1.ru ) провела за  решеткой несколько лет. В  какой-то  момент в  камере у  нее поднялась температура и  стали отниматься ноги. Ее, как  и  положено, поместили в  медицинский изолятор и  стали лечить. Без  анализов и  каких-либо обследований. Врач, по  ее словам, лекарства давал наугад по  принципу «не  помогает одно, пропишем другое». Так продолжалось до  тех пор, пока температура не  подскочила до  40,1. Ирина вспоминает, в  тот момент у  нее перед  глазами играли черные точки, сознание путалось, а  сама она будто проваливалась в  бездну.

Обследование ей все-таки сделали и  выявили запущенную форму инфекционного заболевания, которое она продолжает лечить и  после освобождения.

Здоровых людей среди заключенных нет, констатирует адвокат Вячеслав Денисов. Все они страдают либо  хроническими, либо приобретенными заболеваниями, либо проявившимися после освобождения.

  — Те, кому уже невмоготу, сообщают мне одни и  те же вести: лечат их  в  основном препаратами, которые передают родственники, а  условия и  оборудование для  проведения полноценных обследований в  месте их  пребывания отсутствует. Как  правило, врач приходит не  сразу, а  спустя долгое время. Предлагаемые тюремные медикаменты должного терапевтического эффекта не  оказывают вовсе, либо оказывают, но  кратковременный и  недостаточный. Один мой подзащитный рассказывал, что  в  СИЗО его сильно избили. Пришлось вызывать скорую. Человек подозревал у  себя сотрясение мозга, гипертонию. Врач давал ему таблетки, которые имели сомнительный эффект, а  обследовать, в  том числе с  применением томографа, моего подзащитного никто не  собирался.

Ребрендинг = рестайлинг?

Вопрос передачи тюремной медицины в  ведение Минздрава, отмечает Денисов, удивления в  адвокатском сообществе не  вызвал. По  его словам, странно другое  — почему именно правозащитники, а  не  исполнительная власть инициировали этот процесс:

  — Лично я  испытываю затруднения по  поводу того, как  будет проходить этот ребрендинг. И  не  превратится ли он в  итоге в  рестайлинг (изменение внешнего вида,  — прим. Om1.ru )? За  долгие годы работы я  не  припомню, чтобы при  смене внешней оболочки происходили какие-либо кардинальнее изменения, направленные на  благополучие арестантов. Как  правило, меняются только вывески и  форма, а  содержание остается прежним, чтобы нивелировать разницу между  словами и  фактами. Руководители учреждений зачастую рапортуют об  обстоятельствах, которые ничего кроме ухмылки вызвать не  могут .

Роль тюремного врача, по  словам Денисова, в  большинстве случаев сводится к  киванию головой в  знак согласия с  диагнозами врачей, лечащих на  воле, и  к  функции курьера по  доставке препаратов из  медчасти в  камеры.

  — Мои подзащитные сообщали, если сосед жалуется на  высокое давление, ему дают Нитроглицерин, а  если на  температуру  — Парацетамол. Просьбы сделать анализ крови на  вероятное наличие онкологии или  МРТ, как  правило, остаются без  внимания. У  тюремной медицины таких возможностей нет ,  — констатирует Денисов.

Межведомственный пинг-понг

Новосибирский предприниматель Дмитрий Петров, оказавшийся на  скамье подсудимых по  делу о  хищении 2,7  млн рублей при  подготовке к  форуму «Интерра-2012» в  2013  году и  просидевший в  СИЗО не  один год, не  знает, к  чему в  итоге приведет данная инициатива.

  — На  самом деле медицинского обслуживания в  местах лишения свободы попросту нет. Я  исхожу из  своего личного опыта и  тех сведений, которые поступали в  «Русь сидящую» (общественная организация по  защите прав заключенных,  — прим. Om1.ru). С  этим беда откровенная. И  заключается она прежде всего в  том, что  все исправительные учреждения  — закрытого типа.

По  словам Петрова, отсюда возникает ряд проблем, в  том числе с  медицинским обслуживанием:

  — У  меня была ситуация, когда мне в  СИЗО потребовалась помощь стоматолога. Этим вопросом достаточно активно занимались мои родственники, и  даже при  таких условиях на  это ушло два месяца. К  моему счастью, проблема была не  острой. Но  чтобы на  территорию СИЗО просто так зашел стоматолог, такого нет .

Дмитрий Петров уверен: в  случае передачи тюремной медицины под  крыло Минздрава все шишки будут лететь на  последний. А  в  самом ведомстве будут говорить: «Ну вы же понимаете, это ведь места лишения свободы…»

  — Получится своеобразный пинг-понг между  ФСИНом и  Минздравом. Думаю, что  именно так и  будет ,  — резюмировал собеседник.

Пока неизвестно, к  чему эта инициатива приведет. Возможно, дело так и  не  сдвинется с  мертвой точки и  останется на  уровне разговоров. С  другой стороны, у  Минздрава есть куда более важные задачи. В  частности, в  Новосибирской области ситуация с  онкологией, туберкулезом и  ВИЧ не  самая благоприятная. И  далеко не  каждый пациент может получить качественную медицинскую помощь в  поликлинике или  стационаре. А  что  до  тюремной медицины, не  факт, что  руки до  нее все же дойдут. Ведь г-н Максименко четко сказал: «наверное». И  уверенностью от  его слов не  веет.

Алексей Ротарь